Я даже не спрашиваю, сколько ещё десятилетий понадобится нашим кибер-сыщикам, чтобы научиться правильно писать по-русски слово "Интернет". Примечательно другое. Факт публикации ролика по-прежнему волнует силовиков больше, чем факт собственно убийства. Почему? Ну, во-первых, по факту публикации уже есть чистосердечно признавшийся, то есть можно рапортовать о раскрытии преступления. А по факту убийства до сих пор неизвестно: кто убивал, кого убивал, где, когда, зачем, и как это расследовать. Во-вторых, если б никто не опубликовал ролик, то можно было бы ещё неизвестно сколько времени делать вид, что самого убийства не было. Например, когда Артур Рыно признался в 37 убийствах на национальной почве, то выяснилось, что по большинству этих преступлений никакого следствия до сих пор не велось. И не началось бы никакого следствия, держи Артурчег язык за зубами... Очень грамотный месседж тут посылают наши правоохранительные органы убийцам: покуда вы сами во всём чистосердечно не признаетесь, как лохи, вас никто не будет даже искать, не говоря уже о том, чтобы наказывать.
Пришла пора назвать вещи своими именами: мы наблюдаем реставрацию брежневских порядков.
"Задёрнем шторы, будем раскачивать вагон, и скажем, что поезд идёт".
В этой парадигме, разумеется, преступлением считается не убийство, а сообщение об убийстве.
И ловить будут не убийц, а тех, кто публично сообщил об их злодеянии.
Ловить и привлекать, покуда не сделают тему окончательно запретной.
Это, по логике брежневских времён, и есть главная победа над любой бедой — будь то катастрофы, эпидемии, преступность или детская смертность.
Правда, в брежневские времена не было Интернета.
В рамках реставрационного проекта об этом придётся очень серьёзно подумать.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →