Судебное заседание продолжится во вторник.
Тем часом, попробую сформулировать своё отношение к этому делу и к вердикту присяжных, а то некоторые жаловались, что из предыдущего поста им не всё оказалось ясно. Может, я и в самом деле невнятно выразился.
Итак, по порядку. От частного к общему.
1. Я категорически отказываюсь верить в то, что Антонина Фёдорова (ныне Мартынова) пыталась убить свою трёхлетнюю дочь Алису. Я не верю ни в то, что она это сделала, ни в то, что она это сделать собиралась, могла или имела причины. Пятничный вердикт новгородских присяжных считаю трагической судебной ошибкой — в длинном ряду других ошибок, совершаемых правосудием сплошь и рядом, независимо от состава, численности и юридической подготовки лиц, выносивших решение.
2. У меня нет возможности обсудить с новгородскими присяжными мотивы их решения. Как нет у меня возможности ознакомиться с материалами дела в полном объёме: сторона обвинения настояла на том, чтобы судебный процесс проходил в закрытом режиме, и связала сторону защиты (но не следователей и не прокуроров) подписками об уголовной ответственности за разглашение материалов дела. Но у меня была масса возможностей выслушать аргументацию тех, кто приветствовал обвинительный вердикт. И она достаточно симптоматична.
Люди, горячо поддерживающие точку зрения о виновности Антонины Мартыновой, не нуждаются ни в каких доказательствах субъективной стороны преступления. Они исходят из презумпции, что любая молодая женщина, оказавшись в аналогичном положении (дочь от предшествующего брака, новый гражданский муж), имеет достаточный мотив для избавления от ребёнка, и должна попытаться это сделать при первой же возможности. Аргументом в поддержку такой уверенности для них служит любой имевший место случай детоубийства — будь то из криминальной хроники, или из собственной следовательской практики. Идея, что все люди разные, и что доказательства вины индивидуума должны основываться на сведениях конкретно о нём, сторонникам обвинительного вердикта в голову не приходит.
Очевидно, не пришла она в голову и присяжным, выносившим приговор по делу Мартыновой.
В их мировосприятии не нашлось места для таких абстракций, как субъективная сторона преступления и уникальность человеческой личности.
Они разбирались с вопросом "мог ли мальчик видеть то, о чём рассказывал?", пришли к утвердительному ответу, и воплотили его в вердикт.
На мой взгляд, это больше свидетельствует о них, чем о подсудимой.
Но ещё больше это свидетельствует о мире, в котором они живут, о том бытии, которое определило их сознание.
Просто я живу в другом мире.
Как и все люди, окружающие меня.
Поэтому моё сознание определяется иным бытием.
И поэтому я не верю в существование объективных обстоятельств, при которых любой нормальный человек мог бы пойти на детоубийство при первой возможности.
Как и при второй, и при третьей.
Чтобы поверить в способность ближнего на подобное пойти, мне необходимо увидеть в его личности то отклонение от нормы, как я её понимаю, без которого совершить подобное преступление в моём мире человеку просто немыслимо.
Присяжным ничего такого не потребовалось.
Как не потребовалось и тем, кто заведомо согласен с их принятым за закрытыми дверьми решением.
Просто в их мире способность/готовность любого человека совершить любое преступление зависит лишь от технической возможности.
И даже если на мгновение они заподозрят существование иного мира, живущего по иным законам — то не обрадуются этой мысли, а испугаются.
И вынесут вердикт, отрицающий саму такую возможность.
Впрочем, они уже его вынесли.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →