А в душе осень
Митя Ольшанский написал очень смешную стилизацию под Вуди Аллена.
Начинается так:
Когда мне исполнилось два года и, к ужасу моих родителей, окончательно стало ясно, что я блондин, – они бросились упрекать друг друга в измене. Самые большие подозрения вызывала жена писателя Фейгельмана с пятого этажа. Фейгельман привез ее из Магнитогорска, куда ездил писать очерки о подвигах советских металлургов. Неизвестно, добывала ли она руду и сколько выплавила чугуна (хотя по ее виду, особенно в бигудях, – не сказать, чтоб очень мало), но из всего писательского дома я был похож на нее одну. Спокойствие сохранил один мой дядя. «Зато, – сказал он неожиданно бодрым голосом (если б вы видели моего дядю, вы бы знали, что обычно он разговаривает так, словно бы Освенцим до сих пор не освобожден), – зато когда евреев перестанут пускать в булочную, мы пошлем туда Митеньку, и ему продадут!»
Начинается так:
Когда мне исполнилось два года и, к ужасу моих родителей, окончательно стало ясно, что я блондин, – они бросились упрекать друг друга в измене. Самые большие подозрения вызывала жена писателя Фейгельмана с пятого этажа. Фейгельман привез ее из Магнитогорска, куда ездил писать очерки о подвигах советских металлургов. Неизвестно, добывала ли она руду и сколько выплавила чугуна (хотя по ее виду, особенно в бигудях, – не сказать, чтоб очень мало), но из всего писательского дома я был похож на нее одну. Спокойствие сохранил один мой дядя. «Зато, – сказал он неожиданно бодрым голосом (если б вы видели моего дядю, вы бы знали, что обычно он разговаривает так, словно бы Освенцим до сих пор не освобожден), – зато когда евреев перестанут пускать в булочную, мы пошлем туда Митеньку, и ему продадут!»
