Соображений два.
Во-первых, очень интересно читать про американские институты, занятые добровольной общественной pro bono борьбой за права несправедливо осуждённых. Эти институты не живы в России ровно постольку, поскольку в США они питаются неравнодушием граждан (в том числе, и очень обеспеченных, и не очень) к несправедливости. В России несправедливость есть норма жизни, и борьба с нею воспринимается в лучшем случае как форма умственного расстройства. Mainstream философия путинского разлива сводится в данном вопросе к тому, что люди, желающие видеть в России состязательный суд, являются агентами вражеских разведок, а истинный радетель России желает видеть в ней княжий суд(©М.В. Леонтьев), где преступников назначает власть, исходя из соображений текущей необходимости.
Во-вторых, если от России абстрагироваться, интересны мотивации. Прокурорское крыло замотивировано добиться наказаний невиновному. Оно не верит в принципе в свою способность найти настоящего преступника (опираясь на опыт и статистику), но считает душеполезным, чтобы за совершенное преступление кто-нибудь ответил бы, хоть и не совершал его. Это такой Орднунг самовоспроизводящийся, видимость наказуемости в отсутствие возможности действительно найти и наказать. И, разумеется, это ловушка. Прокурорское звено перепрофилируется с наказания действительно виновных (процесс неуправляемый, с гадательной результативностью) на кастинг подходящих обвиняемых для осуждения. Достаточно сместить таким образом прицел, и дальше уже наступает новая реальность.
Интересно, что при этом настоящий убийца может спокойно присутствовать в кадре и выступать свидетелем обвинения. Описанный Гришемом процесс крайне похож в этом смысле на дело Бейлиса. Обвинитель с действительным преступником играют в одной команде, чтобы осудить правильного, т.е. правильно назначенного, обвиняемого. При этом американский прокурор точно так же, как и российский, начинает сознавать в определенный момент, что можно ведь было действительно раскрыть преступление, благо убийца очевиден, вот он, в зале суда. Но раз уж было принято политическое решение, кого осудить, то задача установления истинной картины преступления снимается.